Это не просто байки, это уроки о том, как правильно вести себя в парилке, как париться и как пользоваться березовым веником. А так же от каких болезней можно избавиться или хотя бы облегчить их, в парной бане.
Без малого 18 лет И.П. Кабатный проработал банщиком в бане . «Много начальников среднего уровня правил и на ноги ставил», — говорит. И рассказывает несколько случаев из своей банной эпопеи такого рода.
Тепло печное душе дорогое
Главный инженер ко мне вдруг как снег на голову: «Хочу посмотреть, что тут делается. С год баня работает, а я еще не бывал». А сам — будто с петушиных боев. Какой-то взбудораженный, и конец шарфа сзади из шлицы выглядывает — второй конец, видимо, в рукаве застрял. Э-э, думаю, Антон Дмитриевич, тебе не до проверки: ты явно после какого-то шторма — места себе не находишь, то сюда и кинулся. Предложил раздеться. Сели в комнате отдыха, слово за слово — о пустяках. Оглянулся Дмитриевич: «Хорошо у тебя, Павлович, спокойно в банщиках-то ходить. Не то, что…»
Словом, понял я: директор разгон ему устроил. А у меня, конечно, хорошо. Печное тепло ни с каким другим не сравнимое. Да смоляной дух вагонки новой, с ароматом трав смешанный… А еще квас мой особенный — чистым медом отдает. (Я бросаю в деревянный бочонок по 3 больших горсти листьев малины, черной смородины, брусники, столько же ягод шиповника, заливаю шестью литрами кипятка, настаиваю в предбаннике часа четыре, добавляю гречишного меда 5 полных деревянных ложек.) Душа, какой бы тяжелый камень на ней ни лежал, от всего этого мягчает, расслабляется. Знаешь, такое предвкушение очищения, легкости… И тянет человека исповедаться. И даже нелицеприятный разговор уж благодушно принимается.
Так вот… Я Антону Дмитриевичу — напрямик: «Хороший ты мужик, но зачем тебя в главные понесло? Вспомни, как здорово до того работал. Так нет: один приятель тебе колено подставил, другой — плечо. А у тебя самолюбие взыграло, заскочил вверх — вот шишки на тебя и сыплются. Недаром ведь говорят: «Не всяк, кто садится на коня, — наездник». А то и еще покрепче напутствие есть: «Не садись там, где тебе могут сказать: встань!» Антон Дмитриевич не обиделся, наоборот — согласился: «Да уж 100 раз пожалел, что на должность главного позарился…»
Вот так спокойно порассуждали, погрелись, подышали и в моечное пошли. А уж у гостя моего, вижу, половина тяжкого груза с души свалилась. Ну и ладно. По моему совету он весь быстро вымылся, насухо вытерся. А тут уж и в парилку пора. Я два веника в кипяток опустил — пусть своей очереди ждут. Велел Дмитриевичу шапку натянуть да ни в коем случае не мочить в парилке волосы — такой компресс голове ни к чему.
Зашел мой гость в парилку и аж крякнул от удовольствия: «Ох, хорошо!» Да сразу было на самый верх и устремился. А я: «Стой, стой! Эк тебя все ввысь тянет! А здесь тот же закон, что и на любой работе: через несколько ступенек не скачи. Подниматься на полок постепенно надо. Сначала посиди внизу — попарься до первого пота. Не забьет организм тревогу — не появится головокружение,- мушки в глазах либо сердцебиение или еще что — значит, выдержал. Можешь на вторую ступень подняться. Только предварительно в предбаннике немного посиди. И так все выше да выше.
Сошел Антон Дмитриевич с дистанции на третьей ступени: «Полнота мешает. От нее одышка, тяжесть…» «Да кто за тобой гонится?! Сколько осилил — столько и ладно. Вот будешь ко мне раз в неделю ходить — и с полнотой твоей, и с одышкой справимся», — говорю. Он согласился. И смотрю — уж гоголем в предбаннике сидит: «Решил я бесповоротно из главных уйти. Буду своим делом опять заниматься. Не поверишь — сам удивлен! — мне с этим решением — будто весь груз с плеч свалился. А все твоя баня! Какова магия в ней…» Какая уж тут магия? Просто радость от тепла, легкость от очищения тела — а с ними и очищение души. Обычное у нас явление!
Опахало над спиной гуляло
Как-то расчищаю крыльцо — Николай Ефимович подъезжает. Выходит из машины и девчонку за собой выводит. Гляжу — это Нинка-шалава! Она — глаза долу, скромницу из себя разыгрывает. А Ефимович-то перед ней петушится — грудь колесом, походка пружинистая. Мне: «Пока ты меня обихаживаешь, она в бильярд поиграет». Я: «Пускай играет. А мы с тобой в предбанник пойдем». Одни остались. А мужика прямо гордость распирает: «Видал?» «Видал, — отвечаю. — Любовь, как и беременность, не скроешь…» Не понравилось: «Да завидуешь ты просто, Павлович, то и кислишься. А сам наверняка думаешь: «Какову кралю старик охмурил!» И понес что-то о ее наивности, нежности… А меня так и подмывает сказать: «Разуй глаза, несчастный! Эта «святая простота» уж не одного старика вроде тебя обобрала и только хвостом вильнула». Вдруг Ефимович: «Скоро поженимся!» А я и жену его, и дочек (обе замужние уже) прекрасно знаю. Все ладно было у них, пока бес, то бишь Нинка эта, мужика в ребро не толкнула. Словом, не стерпел я: «Великим завоевателем себя мнишь? Только ведь на низкую стену любой взберется…» Ну и объяснил, что к чему. Опомнись, мол, дорогой, очертя голову в пропасть не бросайся!
А дальше… Видел я, как вмиг гордый победой в горького побежденного превратился (это надо же такой удар пережить!) и как благодаря моей баньке воспрянул снова телом и духом. Конечно, парная — великий лекарь!
Так вот… Прошел он моечную, семь ступенек парилки — все честь-честью. Ждал, когда я из него «всю дурь веником выбью». А я помалкиваю до поры до времени: немного ума надо веником почем зря хлестать. Наслышался, видать, он где-то от парильщиков, мол, чем сильнее бьешь, тем лучше. А на самом-то деле это все равно как жернова страшно грохочут, но муки не видно. Веник не хлестать, а ласкать должен — тогда только польза.
Ну вот… Отдохнул мой Николай Ефимович после полока минут пять в предбаннике, и снова я его в парилку позвал. Велел на живот лечь. Сам вынул веники из кипятка. Ох, как «задышали» они у меня! Обдали нас своим ароматом березовым. Я их вверх, в самый жар поднял — пусть высохнет лишняя вода. Мокрый веник — это тряпка сырая. Надо, чтоб только влажные веточки стали, тогда к телу сами будут льнуть. У гостя-то моего, как выяснилось, и радикулит, и шейный остеохондроз, и артрит… Словом, починка требуется основательная. Взял я в каждую руку по венику и пошел, как опахалами, не касаясь тела, ими работать! Захвачу жар — да к бокам его, да к спине… Тут очередность строгая требуется: сначала обрабатываешь верхнюю часть туловища, затем так же поясницу, ягодицы, ноги. Потом — всю середину спины вдоль, от головы к ногам и обратно. Николай Ефимович покряхтывает: «Ох, славно!» Да битья, оказывается, еще ждет: «Скажи, когда начнешь — хоть приготовлюсь, а то лежу расслабленный весь…» Я: «Вот так и лежи! Дай хворям свободно уйти. Да заодно и душа от Нинки освободится».
До первого крупного пота я Ефимыча так опахивал. Потом размазал рукавицей пот, растер его, как мочалкой, веником. И на спину велел лечь. В шайке с прохладной водой веник обмочил да прикрыл им область сердца — чтоб не перегрузить его жаром. И обработал живот, как и спину.
Потом в предбаннике Николай Ефимович поблагодарил меня: «Будто новую кожу — да что кожу! — будто новое тело ты мне поставил. Нигде ничего не скрипит, не болит».
Дурь выбивать — не устать
Вспоминал Иван Павлович прежде всего истории, когда парильщики к нему впервые в растрепанных чувствах обращались. Но, очевидно, тем значительнее банный эффект, если удалось навести порядок не только в теле, но и в душе человека. Вот еще один такой случай.
— Андрей Петрович чуть не со слезами на глазах меня попросил: «Отхлещи меня, Павлович, что Сидорову козу! Как еще такого дурака учить?! С подлецом ведь я, с мошенником связался. Думал, разживусь немерено. Знал, что тот махинацию проворачивает, а согласился на сделку. Выбей, друг, всю дурь из меня. От расстройства, видимо, аж бок разболелся. Ноет и ноет между ребер, покоя не дает…» Вижу — впрямь мужик сильно измучен. Но что толку веником стегать? Назначил ему банные процедуры. Сначала те, чем Антона Дмитриевича да Николая Ефимовича угощал, проделал, а через пять дней — новые. Да уж спустя-то эти пять дней Андрей Петрович был повеселее, пободрее чуть. Я еще пошутил относительно его сделки: «Кого в поводыри себе взял? Ведь давно известно: последуешь за совой — попадешь в развалины». Он улыбнулся. Шутка тут — тоже непоследнее лекарство. А как дело опять до веников дошло, я и показал все свое мастерство. Жар поспустил, и уж можно было орудовать моими лиственными инструментами смело…
Многие из парильщиков поражаются: «Как ты, Иван Павлович, при такой работе не устаешь, как у тебя хватает терпения наши спины охаживать?» О какой усталости, о каком терпении речь?! «А вы, — отвечаю, — почему выдержке дирижера оркестра не удивляетесь? Ну так и я во время банной процедуры чувствую себя едва ли не дирижером. В самом деле! Да кому только будешь рассказывать, как вдруг взыграет в тебе какая-то мелодия: ловко раскрутишь веник над головой — в самом жарком пару — и на больное место его положишь. И тут же сверху вторым веником пригнетешь… Так и Андрею Петровичу эти березовые компрессы ставил. Вся-то процедура минуты три, а помогло. Гость мой от радости хотел молодцевато вскочить. Я осадил: «Нельзя. Потихоньку поднимайся, и пойдем еще в предбаннике посидим». В общем, ушли от мужика и боль, и досада.
Побывавшие у Ивана Павловича говорят о нем как о знаменитом дирижере. Мол, своими действиями искусными помог избавиться и от подагры, и от полиартрита, и от застарелого бронхита, и от экземы…
Советуем прочитать: